Глава 2

«Что же, по крайней мере, я получил на размышления три дня.
Точнее, Дамблдор ждал тогда минут пятнадцать, старательно оберегая тишину, даже на Янгуса шикнул слегка, чтобы не мешал мне принимать судьбоносное решение. И только когда понял, что никакого ответа от меня не дождется, дал мне на раздумье трое суток, пообещав, что примет все, чтобы я ни решил.

И попросил меня взять формуляры завещания в министерстве.

Для него, конечно же. Только для него. Просто, чтобы все было заполнено заранее, на всякий случай. Ты ведь знаешь, Северус, так положено. Может, и ты заодно заполнишь?

Нет, я ничего не решил. Пока не решил. Поэтому я сижу за этим чертовым пергаментом, пытаясь набросать черновик завещания. И вместо черновика пишу все подряд, что приходит в голову. Чтобы только не принимать, не озвучить решения. Итак, на чем я остановился… Движимое и недвижимое имущество, а именно… Что именно? Ну, с недвижимым более-менее понятно, это дом в Спиннерс-Энд. А какое у меня движимое имущество? Метла?

Зачем вообще вся эта бюрократия, интересно знать.

Сегодня я наблюдал за Поттером. Конечно, я всегда не спускал с него глаз, но теперь вглядываюсь пристальнее. Все-таки, хочется знать, за кого тебе предлагают сдохнуть.

Поттер на квиддичной тренировке. Носится по всему полю, за игрой не следит, выделывается перед младшей Уизли. Жаль, увернулся от кваффла… Вот и потом, Поттер, ты будешь форсить на своей дорогущей метле, строить девчонкам глазки, а меня будут жрать белые склизкие черви.

Ах, Гарри еще не видел ничего хорошего. А что хорошего видел я, Альбус?

Конечно, я все уже решил, кому я лгу. Еще тогда, в кабинете. Разве я хоть раз отказал Альбусу? Разве хоть раз не сделал, чего он от меня ждал? Он, поверивший в меня. Он, заменивший мне отца. Он, все это время использовавший меня и собирающийся превратить в пушечное мясо.

Я сделаю так, как тебе нужно. Но я должен сказать тебе вот что. Я готов умереть.

Но я не хочу.»

* * *

Утро тихонько поднимается по старинной каменной кладке стены, бесшумно крадется по узкому карнизу стрельчатого окна, скользит на подоконник и растекается по стенам директорского кабинета. За столом, на самом краю кожаного директорского кресла сидит Дамблдор. Глазами, полными слез, он смотрит на Северуса Снейпа, забившегося как можно глубже в кресло напротив.

— Как мне повезло, как невероятно повезло, что у меня есть ты, Северус.

Снейп на мгновение закрывает уши руками. Он не хочет, не может слышать, что сейчас еще будет сказано, после того, как он сообщил о принятом решении. Дамблдор смотрит пронизывающими, всезнающими близорукими глазами, словно читает хорошо знакомую книгу. Что ж, книга действительно знакома хорошо, изучена вдоль и поперек. И больше не нужна.

Снейп справляется с чувствами, отнимает руки от ушей, вытягивает их перед собой на столе. Теперь он сидит прямо, неестественно прямо. Сейчас он больше всего похож на натянутую до предела струну, готовую лопнуть при любом прикосновении.

Директор понимает это, и оставшееся до завтрака время они разговаривают на совершенно отвлеченные темы. Только когда Снейп поднимается, чтобы уйти, Дамблдор негромко бросает ему вслед:

- Пожалуйста, заполни формуляры завещания, Северус.

* * *

«Формуляры. Как будто я две предыдущие ночи не просидел над этой корявой фразой. Странно, теперь, когда решение не только принято, но уже сообщено Дамблдору, и тем самым как бы неотвратимо, такая мелочь, как завещание не дает мне покоя. Мне легче бы дался план по основательному разрушению Хогвартса и последующему его восстановлению.

Мне почти нечего после себя оставить. И некому.

«Я, Северус Тобиас Снейп, будучи в здравом уме и трезвой памяти, настоящим завещаю все принадлежащее мне движимое и недвижимое имущество, директору школы Хогвартс Альбусу Дамблдору».

Нет, не пойдет. Мне еще придется пережить тебя, Альбус. После тебя, наверное, наследует этот твой братец из «Кабаньей головы», а он ни разу не подал мне чистого стакана.»

* * *

Снейп мечется среди ночи. Что-то невыносимо давит грудь, не дает вздохнуть, сжимает горло тугими кольцами. Надо проснуться, понимает он сквозь сон, и силится открыть глаза. Веки словно придавлены чьими-то пальцами, перед глазами пляшут бешеные цветные круги. Он пытается пошевелить рукой или ногой, но тело вдавлено в кровать. Язык не слушается, из горла не вырывается даже хрипа, только едва различимое шипение, но оно отнимает последние силы. Проснуться, проснуться, проснуться, - мазуркой стучит в голове. - Открыть глаза. Веки по-прежнему налиты свинцом. Отчаянным усилием, словно сквозь густой туман, он пытается различить хоть полоску света, и видит перед собой нечто длинное, тусклое, невероятно тяжелое….

Он просыпается весь насквозь пропитанный холодным липким потом. Ему требуется несколько минут, чтобы осознать, что все, что с ним произошло – всего лишь сон. Медленно ведет рукой по измятым и дурно пахнущим от пота простыням, словно проверяя, существуют ли они на самом деле. Потом также медленно поднимается с кровати, блуждая по комнате отсутствующим взглядом. Упорно избегая собственного отражения в большом, в человеческий рост, зеркале, идет в ванную.

Струя воды бьет так сильно, что брызги разлетаются во все стороны, образуя маленькие скользящие ручейки. Он не обращает на это никакого внимания, скидывает влажную ночную рубашку и шагает под ледяной душ.

* * *

«За завтраком я снова наблюдал за Поттером. Вечная тройка все время косится по сторонам и перешептывается. Видимо, им никто не говорил, что вкушать пищу принято молча. Да, я, видимо, слегка увлекся наблюдением и не успел отвернуться, когда Поттер заметил мое особое внимание, и пронес ложку с овсянкой мимо рта. Что ж, молодой человек, надеюсь, после войны у Вас найдется время посетить несколько занятий по этикету.

До обеда у меня нет уроков, поэтому я решил посвятить пару часов библиотеке. И, конечно, натолкнулся там на всезнайку Гренджер, которая без умолку трещала, разъясняя подробности войны с гигантами рыжему Уизли (ах, да, они же все рыжие) и моему дорогому суицидодателю.

«Я, Северус Тобиас Снейп, будучи в здравом уме и трезвой памяти, настоящим завещаю все принадлежащее мне движимое и недвижимое имущество, магглорожденной студентке факультета Гриффиндор Гермионе Грейнджер. С надеждой, что она откроет на вырученные от продажи имущества средства собственную библиотеку, в которой может вещать хоть Сонорусом ».

* * *

Два коротких стука, жалобный скрип несмазанных петель, и мягкие шаги, подхватываемые гулким эхом каменного пола. Это подземелья, а не директорский кабинет, тут ковров нет. В комнате вообще почти ничего нет, по крайней мере, ничего лишнего - узкая железная кровать, письменный стол, пара стульев с изогнутыми высокими спинками, камин. Большое зеркало, во весь человеческий рост, в тяжелой витиеватой раме – подарок Дамблдора на Рождество.

Снейп не поворачивается от котла, всем видом стараясь дать понять, что занят донельзя.

Снейп точно знает, кто пришел. Он отлично умеет различать стуки. Но зачем вообще стучать, если никогда не удосуживаешься дождаться ответа?

- Северус, - шелест мантии, осторожное покашливание. – Северус, я вижу, ты занят, но мне необходимо с тобой поговорить.

- Буквально полминуты, я почти закончил, - на самом деле, он уже закончил, но ему нужно пару секунд, чтобы сделать глубокий вдох. Последние два дня Снейп, как может, оттягивает очередную встречу с Дамблдором. Метка молчит, вызовов нет, соответственно, нет и ничего, требующего немедленного обсуждения. Он со свистом втягивает воздух, пока в легких не начинает покалывать, и круто разворачивается лицом к гостю.

- Да, директор?

- Ты плохо выглядишь, мальчик мой, - Дамблдор окидывает его ласковым взглядом.

Синие глаза смотрят печально, здоровая рука тянется к нему, словно хочет погладить. Снейп отшатывается, и рука повисает в воздухе.

Мерлин, не надо. Не надо со мной так, ты, старый подонок. Не делай вид, что тебе не все равно. Что тебе даже как будто жаль. Ты, длинными красочными тирадами говорящий о любви и сострадании. Ты, выдавивший из меня два этих нелепых жутких обещания. Убить тебя. Умереть самому.

- Ты составил завещание, Северус?

- Я ведь не собираюсь умирать завтра. У меня еще есть время, - он пытается избежать прямого ответа. – Я вообще не понимаю, какая в этом необходимость.

- Так положено, Северус, - в мягкости голоса проступают твердые нотки. – Таков порядок. Кто мы такие, чтобы его нарушать.

- Мне некому все оставить, - неохотно признается Снейп.

Брови на секунду взлетают над очками - полумесяцами, но тут же лицо директора приобретает обычный безмятежный вид.

- Все же придется. Ты можешь оставить все кому угодно, хоть соседям. Любому, кому посчитаешь нужным.

Снейп кивает. Ему и так это известно, к чему обсуждать очевидные вещи. Которые теряют всю свою очевидность, когда касаются непосредственно тебя.

- Я должен обсудить с тобой еще кое-что, Северус. Поскольку мы оба знаем, что нас ждет… Нужно найти в себе силы, и, главное, время, чтобы простить всех, кто причинил тебе какую-либо неприятность.

Снейп замирает на месте. Ему кажется, директор свихнулся, и он осторожно вглядывается в его лицо, чтобы отыскать признаки, подтверждающие безумие.
- После перехода в иной мир, тебе придется столкнуться со всеми, кто уже там. – Терпеливо продолжает Дамблдор. – А позднее, и с теми, кто придет после тебя. Время не будет иметь значения. Если в твоем сердце останется злоба или обида, все равно к умершим, либо к живущим, она обернется внутрь тебя, принося страдания.

Снейп молчит, скрестив руки на груди.

- Я сказал все, что хотел, мальчик мой. Главное, не забудь, это может потребовать больше времени, чем тебе кажется. У меня это заняло несколько часов. Я даже простил Джайлсу Прислоу, что он украл у меня пакет шоколадушек в первом классе, - и, без какого-либо прощания, Дамблдор покидает подземелье, оставляя ошарашенного Снейпа.

Он такой, Альбус Дамблдор. Никогда не поймешь, серьезно ли он говорит.